Современные художники со времен классика постмодернизма, авангардного массовика-затейника Йозефа Бойса стремились завладеть вниманием зрителя, «разбудить» его, вовлечь в диалог.
Каким же теперь должно быть изобразительное искусство, чтобы оно было интересно «обычным» людям? Как изобразительное может конкурировать с другими формами творческого общественного сознания — с кино, с медиа, с шоу-бизнесом? Литература и театр такой конкурентоспособностью не обладают: литературу заменили медиа, театр с его ритуальностью (выход в свет из бытовой беспросветности, повод сделать прическу и надеть новое платье) заменен культпоходом в ресторан. Не случайно же, что все нынешние модные заведения начинаются не с еды, но со стен — со сценографии.
Искусство выживает, превращаясь в аттракцион, в умное и тонкое развлечение. В Диснейленд для интеллектуалов и «продвинутой молодежи». В Москве катастрофически мало незаезженных мест и незатоптанных жанров проведения досуга. Расширением культурного пространства всё время занимаются молодежные журналы, но что можно придумать еще, кроме бассейнов и гольф-клубов, новых музыкальных площадок?
А если у тебя есть еще и эстетические запросы? Да, полно хороших кинотеатров — но сколько можно жевать попкорн? Или эксплуатировать любимые заведения? А на «Винзаводе» — с чистого листа, в зоне отчуждения возникает место с ощутимым привкусом приключения. Ну прикольно же забраться на зады Курского вокзала, минуя тоннель и проходную, спуститься вниз, словно в катакомбы, попасть в пространство понимания, поднимающего самооценку, столкнуться здесь с масштабностью и остроумием устройства.
Дмитрий Бавильский. Диснейленд для новых умныхСоответственно, постмодернистский художник спустился с небес на землю (сам Бойс это сделал в буквальном смысле еще в свою бытность немецким летчиком: он был сбит в 1944-м над Крымом, а потом жиром и войлоком его вернули к жизни татары), поближе к народу, и принялся втолковывать и разъяснять непосредственно, на пальцах.
Если зрители не поймут — диаграмма, эскиз, «социальная скульптура» — всё прикладного характера, как часть агитации. Профессор Бойс был за «прямую демократию» против всех институций, включая государственные.
«Плохому» государству противопоставлялся «хороший» обыватель. Задача художника — во что бы то ни стало разбудить творческий потенциал публики.
Видимый посетитель
Российские творцы, следуя заветам Бойса, стремятся максимально приблизить искусство к потребителю, сделать нечто вроде аттракциона с идеологической подоплекой.
На выставке в ЦДХ номинантов на премию Кандинского, к примеру, Диана Мачулина в своем проекте «Резиновая душа» из ластиков кирпичного цвета соорудила Кремль.
Кремль помещен на пьедестал в виде избирательной урны. Посыл: «Сила российской власти в стирании любого оппозиционного мнения». Посетителям предлагались карандаши поупражняться в чистописании на условных выборных бюллетенях.
Но, как сообщила Диана Мачулина в статье «К чему приводит массовая любовь к искусству», народ, вняв просьбам, заполнял документы сакраментальным «Здесь был Вася».
Композицию неоднократно разрушали, а один из арт-объектов выставки был и вовсе сломан. Мачулина изумляется, что оказались разбитыми и гигантские гипсовые яйца в инсталляции «Пирамида» Кострикова, испорчена «снежная дорожка» Блохина и Кузнецова, где на пенопластовой крошке, имитирующей снег, невидимый прохожий должен оставлять следы.
Их оставил «видимый» посетитель.
А чего удивляться: ведь на соседнем со «снежной дорожкой» стенде, где под упаковочной пузырчатой пленкой находятся сотни фото выдающихся личностей, публике предлагается «лопать» кумиров: от Мадонны со Сталлоне до Путина и римского папы. «Лопнутыми» оказались почти все.
Он сказал: «Поехали!..»
Дело не в том, нужна или не нужна саркастическая составляющая в современном искусстве. Конечно, нужна. Но не только же она одна.
Дмитрий Врубель на примере гопников и даунов иллюстрирует цитаты из Библии. «Синие носы» демонстрируют видео «Голая правда» с половыми актами политиков. Вся художественная современная стратегия строится на отрицании. Обыватель проникается ей и начинает отрицать самих художников.
Соответственно, разрушение стендов — следствие, а причина — в отсутствии идеалов, которые пока не могут предложить актуальные художники, довольствуясь созданием нечто вроде уличного балагана или Диснейленда.
О «сакральной неприкосновенности» предметов искусства мастера вспомнили только после атаки обывателя, который может оказаться не менее агрессивным, чем государство.
Игорь Маркин на открытии Музея актуального искусства ART4, чтобы привлечь молодежь, говорил, что «пусть хоть семечки грызут, лишь бы ходили». Теперь, когда уже «всё засыпано семечками», пора вспомнить, что искусство — это не только парк аттракционов, но и храм.
Об этом в свой последний московский приезд сказал Илья Кабаков: «В Советском Союзе это всё были, как известно, отдушины: музей, консерватория, художественный театр, библиотека. Культурные зоны, куда ты входил и чувствовал, что тебя там не ударят, не плюнут, не оскорбят… Это как храм. Когда общество знает, что культурные пространства надо сохранять, тогда и рождаются эти пузыри общественно-культурной традиции. Это нравственное здоровье. Если есть такие места, которые сохраняют ауру культуры, которые не превращены в туристические объекты, то всё в порядке. Но среди музеев таких мест уже немного».
Надо снова отдать должное скорости реакции Олега Кулика. Из самых последних его работ: Гагарин в скафандре, болтающийся в космосе на пуповине.
Гагарин — беспроигрышный образ, устраивающий всех: левых и правых, радикалов и консерваторов, атеистов и верующих, ученых и мистиков, обывателей и государство, шовинистов и интернационалистов. Это был первый позитивный российский символ за долгие годы.
Коллеги и критики моментально обвинили Кулика в конъюнктуре.
Но что им мешает найти другой идеал, интереснее?
