Присуждение
«Русского Букера» Михаилу Елизарову за роман
«Библиотекарь» породило восторг и сумятицу в глубине очарованной чащи доморощенного литературно-критического бомонда. Точнее, сумятицу без тени восторга, зато преизрядную.
Дошло до того, что главному фавориту конкурса — обнесенному наградой Владимиру Шарову (роман «Будьте как дети») — объясняются в любви его же собственные многолетние хулители и гонители.
«Послушай, Зяма, они еще будут учить нас, как делать этот маленький гешефт!»
Первым зарапортовался, как это ни странно, Лев Данилкин. Характеризуя — и осуждая — нынешний идейный разброд пополам с эклектикой, который только и мог-де привести к присуждению премии «роману выморочному, скучному, одномерному, кичевому», обозреватель «Афиши» сочувственно цитирует такого последовательного мыслителя, как Александр Проханов…
«В России развернута лютая антисоветская истерия, как если бы КПРФ рвалась к власти, и Сталина вот-вот внесут в мавзолей. По всем каналам рассказывают об ужасах большевизма, о мерзостях советской эпохи. Чекисты пытают, комиссары жрут икру, лучшие писатели и ученые идут на плаху, а советские танки без устали давят венгров и чехов. Но странно, при этом Медведев по-братски встречается со сталинистами Чавесом и Кастро, обнимается с марксистами Латинской Америки».
Оно, конечно, Данилкин всегда его цитирует, но тем не менее…
У Проханова семь политических пятниц на неделе — и в каждую хмурое утро, рыбный день, торжественный вечер и Варфоломеевская ночь.
И разве не доводилось самому же Данилкину отбивать точно такие же нападки на «Господина Гексогена», с которыми тогдашние либералы обрушились на роман Проханова после присуждения ему другой престижной премии?
«Но Букера Михаил Елизаров получил всё же не за трогательную искренность и даже не за «сильный нарратив», который, как считают некоторые, выделяет его произведения на фоне расхлябанных текстов, которые сегодня называются романами. Присуждение премии книге, написанной столь явно в присутствии Сорокина и Пелевина, нельзя не расценить как решение из области идеологической», — пишет сейчас в «Коммерсанте» Анна Наринская.
А за что же? За любовь к сталинизму?
А раз любит Сталина (что тоже не факт), то и не писатель он вовсе, а так, безголосый «соловей Генштаба».
Хотя, виноват, «соловей Генштаба» — сказано не про Елизарова, а про Проханова.
Интереснее рассуждает обозреватель «Газеты» Вадим Нестеров.
На его взгляд, победа «Библиотекаря» не (трагическая) случайность, а продуманный результат смены премиальной стратегии «Русского Букера»:
«Бодаться с «Большой книгой» и устраивать «дележку авторов» бессмысленно и чревато — аудитории обеих премий если и не идентичны, то «социально близкие», и придется «бить по своим». А вот вытолкать с поляны «Нацбест» вполне можно попробовать».
Но и это весьма сомнительно.
Как по факту (один раз — не п... — посмотрим, кому присудят Букера через год), так и по срокам (Букер на год-полтора отстает от «Нацбеста»: тот же «Библиотекарь» был выдвинут на «Нацбест» в январе 2007 года и выбыл из конкурса, хотя и не без борьбы, в апреле 2007-го; выбыл, кстати, одновременно с «Будьте как дети» Шарова, и выбыл примерно с тем же «полупроходным» количеством зачетных очков).
А главное, нет и не может быть у «Русского Букера» никакой стратегии»! Оргкомитет этой премии и (фактически) журнал «Вопросы литературы» возглавляет один и тот же человек — профессор Игорь Шайтанов.
На вызов журнала «НЛО» (отвлечемся сейчас от качества этого вызова) он в «Вопросах литературы» ответил не продуманной стратегией, а именно что расхлябанно-безвольной эклектикой.
И нет никаких оснований полагать, будто в премиальных делах Шайтанов сможет, отвечая на вызов «Большой книги» (отвлекаемся, опять-таки, от качества вызова), действовать по-другому.
Не преувеличивая значения литературных премий вообще и «Русского Букера» в частности, отмечу всё же, что победа Елизарова является в значительной мере прорывом.
Как, впрочем, стала бы прорывом и (вполне возможная) победа Шарова. Или Бояшова. Или Садулаева.
Потому что речь идет о победе отнюдь не только над толстожурнальной тусовкой, как повсеместно утверждается сейчас.
Толстожурнальная тусовка, съежившаяся сейчас до трех-четырех наименований («Знамя», «Октябрь», «Звезда» и, может быть, «Дружба народов»; потому что «Новый мир» без лишнего шума отдрейфовал довольно далеко в сторону), она же в недавнем прошлом тусовка премиальная, — это всего лишь производное от куда более серьезного и тоже находящегося сегодня при последнем издыхании проекта.
Я имею в виду тусовку, условно говоря, соросовскую.
Я имею в виду зомбирование населения (а применительно к нашим делам — той его части, которая традиционно слывет читающей публикой) не то чтобы западными буржуазными ценностями — такое было бы как раз не так уж и страшно, а теми же ценностями в их чудовищно упрощенной, феноменально вульгаризованной и вместе с тем бесконечно агрессивной версии от «прорабов перестройки».
Версии, прошу заметить, доморощенной, а значит, и клановой, а значит, и семейственной, а значит, и насквозь коррумпированной.
Применительно к литературе дело обстояло (а во многом и сегодня обстоит) так: то, что нам не нравится по соображениям политическим или этическим, мы объявляем не существующим эстетически!
При этом вся «наша этика» сводится к тому, «кто что о ком сказал», а вся политика — к желанию угодить неким — не исключено, еще существующим (хотя и вымирающим как вид) — западным донаторам.
Спонсорам. Меценатам. Грантодателям. И т.д.
Шарова эти жрецы литературного вуду приветствовали бы (и приветствуют) скрепя сердце. Приветствовали бы как «меньшее из двух зол».
Елизаров — «зло большее», и его роману «Библиотекарь», да и творчеству в целом, отказывают в малейших художественных достоинствах.
Что не есть хорошо.
А главное, не есть правда.
Апологетическую рецензию на «Библиотекаря» я опубликовал сразу же по выходе этого незаурядного романа и повторять аргументацию сейчас не хочу.
Остановлюсь лишь на важнейших «обвинениях».
Елизаров — эпигон Сорокина? Вздор!
Елизаров и (ранний) Сорокин работают на одном и том же материале, но Сорокин сознательно травестирует и пародирует этот материал (в духе соц-арта), тогда как Елизаров воспринимает его на полном серьезе.
Сорокин деконструирует, а Елизаров — (ре)конструирует; они черпают из одного и того же источника, но с противоположной (прошу прощения за мой французский) интенцией.
Другое дело, что Сорокин в своих пародиях порой бывает смертельно серьезен, а Елизаров в своей серьезности — убийственно пародиен; но это уже вопрос нашего восприятия, а не творческой зависимости второго от первого.
Зависит Елизаров на самом деле от Андрея Платонова. И в какой-то мере, возможно, от тоже зависящего от Платонова Владимира Шарова.
И вообще, как написал я в колонке «Рыбное меню», «Библиотекарь» и «Будьте как дети» — произведения взаимодополняющие.
И объединенные к тому же не тоской по Ленину — Сталину и по социализму (всё это есть в романах, но всё это второстепенно), а замахом!
Я употребляю это иронически сниженное слово — «замах», — чтобы обойтись без упоминания о высоте (или даже о величии) замысла.
Хорошо, букеровское жюри купилось не на высоту замысла, а на замах. Но купилось!
И на него же покупается сегодня серьезная читающая публика.
С одной стороны — тяга к максимальному упрощению (вот почему, наверное, всё же Елизаров, а не Шаров), а с другой — неизбывная жажда полюбоваться (и сопоставить собственные возможности с) чужим замахом.
И да, конечно, замахнуться писатель может на многое. На пресловутые либеральные ценности в том числе.
Вспомним классическую русскую литературу — консервативную, «темную», сплошь и рядом чуть ли не черносотенную.
И вспомним, кстати, классическую западную литературу.
Вы будете смеяться, но она таки точно такая же.
Один Томас Манн в поле не воин. А ведь уже Генрих…
20 лет жрецы нашего литературного вуду пропагандировали творчество без замаха, и зомбированные ими писатели так и работали — и получали за отсутствие замаха все мыслимые и немыслимые премии.
Замах был — страшноватый — у Проханова, и его во всеуслышание объявляли бездарью.
Замах был — замысловатый — у Шарова, и его именовали бездарью тоже.
Ну а сейчас черед замахнуться пришел Елизарову.